Конфетка из говна
Несколько лет назад, когда я работал на якутском ТВ, судебные приставы попросили нас отполировать их благородный образ. За неделю до выезда Саня, тогдашний пресс-секретарь УФССП, пообещал чуть ли не штурм какого-нибудь крупного предприятия, задолжавшего миллионы. Когда мы с оператором Васей приехали, оказалось, что штурмовать мы будем какого-то алиментщика с долгом около ста тысяч рублей, «целый год не платил!»
Судебному приставу, прикрепленному к нашему отряду, наверняка сказали о съемках, поэтому ее прическа слегка напоминала знаменитую прическу Валентины Петренко, члена Совета Федерации РФ. Комментарии давать она поначалу отказывалась, а затем что-то пробубнила, но так, что пришлось несколько раз переснимать. Сам Саня тоже аутировал перед камерой, заложив руки за спину, глядя в сторону и качаясь взад-вперед, что-то невнятно рассказывая про злобных неплательщиков и их мучительно умирающих от голода детей.
Наконец, мы поднялись в квартиру номер 65 по Лермонтова, и наши дуболомы-телохранители с травматическими пистолетами начали громко стучать. Шумели минут пять, крича, что они знают, что должник дома и лучше ему открыть дверь добровольно. Судебная женщина куда-то исчезла. Я уже проговорил, что мы сейчас зайдем к злостному алиментщику, что вот бравые судебные приставы стучатся к нему, и так далее… А они все стучались и стучались.
— Слушай, Саня, может его дома нет? – не выдержал я.
— Да он дома, точно говорю! Он безработный, где ему еще быть сейчас? – бодро отвечал организатор всего этого свистилиума.
Вдруг появилась судебный пристав. И сказала, что мы ломимся не в ту квартиру, нужная квартира вон там, дальше по коридору. У меня от этой хуйни случилась аж европеизация глаз, непроизвольная и бесплатная. Но я промолчал. Должник явно слышал, как мы ломились к соседям, чуть не выбив хлипкую дверь, но его надежды, что пришли не за ним, разбились о стальную невозмутимость дуболомов. Они начали стучаться к нему. Я заново проговорил текст, и тут как раз открылась дверь.
Должник оказался маленьким мужичком, дышащим в пупок нашим спецназовцам. Всем отрядом мы вошли в его скромную малосемейку – я с оператором, Саня, судебная женщина, два дуболома, двое понятых и еще специальный работник УФССП, который обязан выносить имущество.
Денег у него, естественно, не было, и судебные приставы решили отмести у него старый телевизор и древнюю микроволновку. Мужичок начал бубнить, чтобы ему показали документ с постановлением суда, судебная женщина бубнила в ответ, что его дело под номером таким-то, документа у нее с собой не было. А дуболомы при этом громко предупреждали, чтобы он не подходил к ней, а иначе им придется применить физическую силу. Они выглядели так, словно с нетерпением этого ожидали, да и я тоже хотел отснять хоть что-то интересное, а не этот бедлам. Но ничего не случилось, остался злостный неплательщик без телевизора и микроволновки.
Затем мы поехали ловить должников на дороге. У судебных приставов есть спецустройство, сходу определяющее должника по госномеру на машине. Саня, все такой же бодрый, утверждал, что за день приставы ловят неплательщиков с долгами в общей сумме от ста штук до полутора миллионов. И тут, словно подтверждая его слова, сотрудники ГИБДД выловили старый жигуль с бабкой и дедом за рулем.
Деда тут же радостно повели в микроавтобус, пробили по базе данных и торжественно объявили, что он должен выплатить три тысячи рублей за превышение скорости. Дед не менее торжественно вытащил из кармана квитанции и заявил, что он оплатил штраф в июле, а сейчас какой месяц на дворе, а, сынки? Зима уже!
— Он все врет! – шепнул мне Саня.
— Да чего ты гонишь, у него же квитанции с собой! – захохотал я. – Он же сам сказал, что специально возит их с собой, чтобы такие, как ты, от него отвязались, как сегодня.
— Да и вообще, это все из-за тебя случилось! Я же говорю, мы в день от ста штук до полутора миллионов можем взыскивать, ну, должников оформлять… И тут как назло ты пришел, и на Лермонтова обломались, и дед не тот попался!
— Ага, это все мои косяки, это я подстроил! Это просто ты аутист, Саня, даже нормальное предприятие с долгами не смог организовать! Ладно, не мешай, сейчас я у старика комментарий возьму.
Старик охотно согласился дать комментарий телевидению и с огромным удовольствием облил матом приунывших ментов и приставов.
— Сволочи, гады, фашисты! – каркал дед, потрясая квитками. – Я еще в июле штраф оплатил, а они до сих пор меня мучают! Но мне все равно, я-то старый, подохну скоро, а вот вы молодые, вам с этими уродами всю жизнь в одной стране жить! – и его кривой палец победно уткнулся в мою грудь.
Только Саня не уныл после этого. Он предложил еще немного порыбачить на дороге, но тут сломалось спецустройство. «В первый раз такое!» — деланно удивлялись приставы. Решили ловить наудачу, просто так, авось кто-нибудь засветится в базе данных. Повезло на третий раз, поймали какого-то парня с неоплаченным штрафом ГИБДД в 500 рублей. Он пообещал оплатить штраф позже и уехал. Мы тоже свалили, несмотря на уговоры Сани постоять на морозе еще, «вдруг попадется злостный неплательщик!»
Вернувшись на работу, я рассказал о нашем веселом выезде редактору и заявил, что не буду ничего монтировать, а иначе приставов начнут еще больше ненавидеть. Но он настойчиво просил «сделать из говна конфетку», поэтому именно меня и послал, бла-бла-бла… И вообще, Саня это его близкий друг, а если его уволят, что он будет делать? У редактора будет просить деньги в долг, у кого еще.
Дети войны
Мы редко просим стариков рассказывать их истории, и зря. Искусство имитирует жизнь потому, что она намного интереснее и потрясает сильнее любых фантазий.
В голодные послевоенные годы моя прабабушка умерла от болезни крови. Гангрена отняла ее конечности по очереди и лишь затем убила. Прадед, охотник-промысловик, чтобы прокормить семерых детей, пропадал на многомесячной охоте.
Деду тогда было лет 13. Его и младших взяли на воспитание родственники. Он попал в семью самого старшего брата, Семена, уже взрослого мужика, кадрового офицера. Жена брата, Клава, и ее родственники растащили крепкое хозяйство, за одну зиму распродали, забили, увели всех коров из семьи деда, а его самого почти не кормили.
Прадед тоже вскоре умер. Клава заставляла Семена, работавшего в магазине, воровать продукты для детей. Семена посадили, поэтому и заступиться за деда было некому. Осенью и зимой дед учился и жил в интернате, а летом, на каникулах, не желая жить с Клавой, убегал на речку и ловил рыбу.
Дед, как и все, голодал. Однажды он заболел и ослаб настолько, что едва мог передвигаться. Прислонялся к стене, чтобы не спадали штаны. Это видели местные ссыльные литовцы, работавшие учителями. Жалея деда, они подкармливали его и в итоге решили усыновить.
Сталин тогда уже умер, ссыльные учителя захотели вернуться в Литву вместе с моим дедом. На пароходе они добрались до Иркутска и остановились, разбирались с документами и разрешениями. Дальше планировали ехать по железной дороге. Деда уже там терзало чувство чужбины. Я, названный в его честь, испытываю то же самое в других странах и страшно тянусь назад в Якутию. Некоторые души слишком глубоко прикипают к Родине.
Испугавшись, что больше никогда не увидит землю Олонхо, дед сбежал от добрых литовцев и сел зайцем на товарняк по обратному маршруту. Без денег, документов и одежды, он несколько месяцев жил в лесу. И когда пришел в приемную семью, Клава встретила его вопросом: «Сааххын сиэ кэллин дуо?» («Говно жрать вернулся?»).
Поэтому мой дед очень злой и очень живучий. У него железный характер, он всегда выживал наперекор. Он говорит, якуты более жесткие, а русские более человечные и жалостливые. Но он простил Клаву, у которой были свои дети, и я тоже никого не осуждаю. Это дело прошлого, жестокого и голодного. Так жили многие послевоенные дети. Там, наверху, айыы разберутся сами.
Сегодня я расписал ему теорию кармы и спросил, всегда ли жизнь наказывает за зло и награждает за добро. Помолчав, дедушка ответил: «Обязательно».
Нож в спину
Когда жил в деревне у родственников, а деревня была далеко на севере, в десятке часов пути до ледяного Оймякона, потребовалось починить крышу и сделать еще кое-какой ремонт.
Бригаду позвали единственную в округе, и это были старые сидельцы, уголовники, приблатненные. Их жизни — это летописи убийств и ограблений. Такие лица, как у них, называют «двадцать лет строгача». Сатана нечисть метит.
Одну из этих историй мне довелось увидеть воочию. Как-то в перерыве они резались, по обыкновению, в карты. Я сидел в сторонке с ебучей беломориной. И тут за две-три секунды произошла какая-то дикая — для меня уж точно — хуйня. Внезапно один из рабочих встал, схватил кухонный нож, подбежал к другому мужику и воткнул лезвие прямо под лопатку. Затем вытащил, швырнул в сторону и молча ушел.
Я реально охуел, а остальные мужики кто посмеивался, кто молчал. Раненый, а он был жив и истекал кровью, начал просить меня позвать врача. Но больница была в тридцати километрах отсюда, а везти раненого туда никто бы не позволил, скорее зарезали бы на месте и закопали где-нибудь в лесу — так мне сказали позже. А все потому, что в больнице до него докопаются мусора. Он, конечно, ничего не скажет (иначе может считаться покойником), но лишнее внимание все равно никому не нужно. Да и врач, даже если его привезти, тоже будет не к месту, не вовремя и не в тему.
Тогда я обратился к местному старейшине, самому старому мужику, дяде Толе. Что, блядь, делать-то? Этот сейчас скончается от потери крови. Мужики снова засмеялись, и дядя Толя сказал слова, которыми и я иногда теперь пользуюсь:
— Судьба решит.
Мол, пусть сидит тут, выживет — хорошо, нет — ну и хуй с ним. А хуля делать? Все согласились, и раненый тоже. В итоге я сбегал до родственников и принес от них бинты и какие-то болеутоляющие. Раненый провалялся в постели четыре дня и вернулся к работе, как ни в чем не бывало. Мужику, воткнувшему ему нож под лопатку, тоже ничего не было, и об этом случае даже не вспоминали, не говоря уж о ментах
Так живут эти люди. Своим нравом они напоминают мне викингов, древних морских убийц, грабителей и насильников.
Об авторе:
Григорий Иваров, он же Ивар Деканозов – самый юный и один из самых вредных из некогда существовавшей популяции мамонтов северного чтива.
За прошедшие с тех пор годы юношу порядком помотало по миру и сладким женщинам. От света он вкусил достаточно мрака и темени, а от дам — горечи и прочего головняка.
В целом мы рады, что он, в отличие от отдельных мамонтов, жив, здоров, еще не мотал срок, ему пока далеко до пенсии, с чем его и поздравляем, и приветствуем в своих сплоченных рядах гнусовцев.
