Мне порой снятся горы. Белоснежные горы.

По ним гуляет человек, а с ним снежный барс, я просыпаюсь, курю на балконе, и до утра уже не могу уснуть.

Моего знакомого — плюгавого, прыщавого и дурно пахнущего школяра, боялись во всех соседних школах, и не только ученики, но и трудовики вместе с физруками.

Я был на два года его старше, вырос с ним в одном дворе в такой же двухэтажной деревянной бичёвке и никогда не понимал, как его, такого мелкого, можно бояться.

Он всегда увязывался с нами в парк на городскую дискотеку.

Волшебный голос Джельсомино?

Во-во, так она почему-то и называлась.

Не помню, чтобы я там плясал, да мы туда даже не заходили, бухали рядом. А он носился по окрестным кустам, где также вполутьме сидели всякие подозрительные компании, и бесстрашно чудил: где кроссовки отберёт, кому кирпичом заедет, кого бритвой полоснёт…

Потому погоняло у него было Джельсомино.

К утру мы его скручивали, а бывало, и связывали, и тащили его, дрыгающегося, домой на квартал.

Потом я уехал учиться. А его забрали в армию. Где-то на Кавказе начиналась война — туда он и попал.

И как-то ему там очень понравилось. Нашёл он себя там, что-ли.

Году эдак в 1997 я приезжал по старой памяти на квартал, друзей там уже особо не осталось, а Джельсомино я нашёл в кочегарке. Он, всё такой же мелкий, жилистый  и шебутной, кидал там уголь, а в перерывах мы бухали и курили план.

– Погоди, говорил он мне, скоро там опять начнётся.

Глаза его блестели.

Когда там опять началось, у него уже было всё готово, какие-то военные причиндалы в чемоданчике, нужные документы… Он ушёл в военкомат, как на долгожданный праздник. И уехал оттуда воевать первым поездом.

Года три спустя я неожиданно встретил его в зоопарке, куда повёл детей. Зоопарк — это конечно сказано громко, — если бы не медведь, пара волков и годовалый тигрёнок — это был бы обычный провинциальный живой уголок.

Он сидел в клетке, а в ногах у него спал тигрёнок.

Не узнать его было сложно, он остался таким же непричёсанным, мятым, щербатым, разве что чуть почернел и приморщинился.

– Джельсомино, – окликнул его я.

Он приоткрыл глаза, прищурился против солнца, и радостно завопил, о, ёб твою мать, кого я вижу!

Как оказалось, работает он зоопарке уже полгода, убирает за хищниками в клетках и здесь же в сторожке живёт.

Так продолжалось года два: зоопарк стал для моих шпанюков любымым местом где дядя Джельсомино позволял им всё, кроме, конечно, того чтобы заходить в клетки к крупным животным.

Сам он у них в клетках не только убирался, а порой, перебрав после какого праздника водки, спал.

А чо, говорил он, сена кинул, и даже зимой не замёрзнешь, они большие, тёплые, кот, вон -кивал он головой на подросшую тигрицу, — мурлыкает даже…

Погоди, говорил он мне, заговорщицки, скоро там опять начнётся. И глаза его начинали блестеть.

Кончилось всё это внезапно: никогда он ко мне прежде не заходил, а тут появился на пороге без звонка поздно ночью.

По лицу его блуждала безумная улыбка. Он был в новенькой военной «горке», заляпанной свежими бурыми пятнами.

– Попрощаться зашёл, – глуховато пробормотал он и протянул мне хозяйственную авоську, заныкай пока — попросил он, — если чо за труды, половина твоя.

И ушёл.

Дома я заглянул туда — там лежали пачки долларов и рублей. На вес килограмм эдак пять а то и шесть.

Позже я узнал, что хозяин зверинца мутил с китайцами контрабанду. Когда те заехали в очередной раз, Джельсомино залез к ним по старой привычке в грузовик прибрать что плохо лежит и нашёл в кузове мёртвого снежного барса и живого котёнка в клетке.

Что-то у него переклинило в мозгах он взял ружьё со сторожки и пострелял за раз обоих приехавших вместе с хозяином. Машину его нашли в горах. Он бросил ее, когда кончился бензин, и ушёл с котёнком барса пешком. Слышал, за голову Джельсомино объявили хорошую сумму, гораздо больше чем было в авоське. Его долго искали, менты, бандиты, китайцы и даже охотники. Кто говорит, что, конечно же, нашли, а кто, что он ушёл по тайге, через перевалы за границу.

Кто знает.… Но порой он мне снится: маленький человек с большой кошкой.

Дистрикт 14