Всё началось с того, что я решил убраться в комнате.

Надо признаться, что занимаюсь я этим крайне редко.

Нет, я люблю чистоту, а вот наводить её не люблю.

Обыкновенно я поднимаю кучи пыли, а потом завороженно смотрю, как она, кружась, опускается обратно на своё место.

Сейчас мне пришлось взять в руки тряпку.

Дело в том, что в мою квартиру собирались нагрянуть какие-то неприятные гости. Кажется, управляющая компания собралась укреплять балкон.

Кто-то из жильцов, вроде бы, прыгал по балкону в соседнем доме, и балкон обвалился. Никто, по счастливой случайности, не пострадал.

Мне почему-то всегда стыдно за неубранную квартиру перед управляющей компанией.

Поэтому в последний раз я убирался, когда они меняли мне унитаз.

Старый унитаз кромсали кувалдами мужики в синих униформах, а я стоял в сторонке и стыдился.

В общем, я взял в руки тряпку, немного её намочил и принялся протирать полки, что давным- давно не чувствовали на себе мокрых тряпочных прикосновений

Я работал, пыль жирно налипала на влажную тряпку, и, через некоторое время, полки засверкали фальшивой чистотой.

Я протирал предметы, начиная с книг и заканчивая небольшими глиняными скульптурками.

И тут я протёр громадную коричневую бутылку, которая тихо покоилась в углу, чуть ли не со времен прошлых владельцев. К неё я вообще никогда не прикасался, даже когда меня навещала управляющая компания.

Мне казалось, что в огромной пыльной бутылке есть свой пыльный шарм.

Я протёр её и вдруг раздался громкий хлопок.

Всё заволокло сизым дымом. А когда дым рассеялся, оказалось, что в моей квартире имеется старуха.

 

***

Старуха была самая обыкновенная. Таких можно встретить в автобусе в час пик. Или на скамейке у дома. Или в очереди в аптеку.

Ну может быть эта старуха была немного более растрёпана, по сравнению с автобусными или скамеечными экземплярами.

И у неё чуть более выдавались вперед клыки. И был крупнее обычного нос.

И третий глаз посреди её широкого лба тоже несколько интриговал.

 

— Кто вы? – спросил я старуху. — Зачем вы появились из дыма посреди моей квартиры? Почему у вас третий глаз посреди лба?

— Я – джиннка. – сказала старуха, гордо подбоченясь. Подбоченилась она самую малость. Было заметно, что её мучает радикулит.

— Вы джинн? – спросил я – что-то не очень похоже.

—  Хм. – сказала старуха – И как же по-твоему он должен выглядеть? Как синий накачанный араб?

Я задумался.

— Ну не знаю. – сказал я. – Может быть. Во всяком случае, помоложе.

— Мне три тыщи лет. – заметила старуха.

— К тому же джиннов, как правило, изображают мужчинами – добавил я.

— Ты просто в плену стереотипов! – радостно сказала старуха — В плену лукизма, сексизма и ещё этого, как его. Эйджизма. И мизогинии.

Я замахал руками.

— Достаточно! – сказал я – Я совсем не против, что вы старуха. Раз вы, к тому же, ещё и джинн. Ведь это должно означать некоторое количество моих исполненных желаний.

— Естественно. – сказала старуха. – Только называй меня джиннка. Это феминитив. А желания — понятное дело. А как же. Будут тебе желания.

— Вот- сказал я. — раз мы во всём разобрались, я хотел бы перейти к желаниям. Итак, первое…

— А ты того, не торопись – перебила меня джиннка – успеем твои желания выполнить. Ты сначала чаю налей, там, покорми.

 

 

***

Я налил старухе чаю и сделал яичницу.

Она с аппетитом её умяла и теперь сидела за столом, прихлебывала чай и глазела по сторонам.

Я тоже присел за стол с видом смиренного ожидания. Сам же соображал, чего бы такого пожелать. В голову, однако, кроме десяти миллионов долларов ничего не лезло. Но я решил, что это неплохое начало. А оттуда, подумал я, потихоньку куда-нибудь глядишь и доберусь.

Старуха наконец дохлебала свой чай и посмотрела на меня.

— Так вот. – сказал я — Первым делом мне бы не помешали деньги.

— Сколько? – спросил джинн, переодетый старухой.

— Трудно сказать. – сказал я – вообще, желательно, чтобы они не кончались. А то постоянно кончаются, сил никаких нет.

— Так это не работает – сказал джинн. – Мне нужна точная цифра.

— Ну, допустим десять миллионов – сказал я – долларов.

— Допустим. Но они быстро закончатся. – сказала старуха. – Что ты будешь делать дальше?

— Они не закончатся — сказал я – я вложу их в какие-нибудь акции. Или в биткоины. Не знаю, куда там люди вкладывают десять миллионов.

— С твоим финансовым везением, – сказала старуха, —  акции немедленно обесценятся. А биткоины сожрет вирус. А ты останешься на бобах.

— Возможно – сказал я, подумав – Вполне возможно.

— Поэтому денег я тебе не дам. – сказала старуха.

— Но позвольте – сказал я, сопротивляясь из последних сил – деньги, а тем более крупная сумма смогут помочь мне расплатиться с долгами, сделать, наконец, машину. Да чего там сделать, купить новую! Да и пожить в своё удовольствие, в конце концов. Пожить с шиком и, как говорится, с лоском.

— Ай! – сказала старуха и махнула рукой – не стоит и начинать! Больнее будет падать. Привыкнешь к хорошей жизни, а потом всё просрешь и опустишься. Будешь притворяться безногим у винного магазина.

— Справедливо – сказал я, подумав. – Тогда мне не надо денег. Тогда дайте мне вечную жизнь.

— Тоже так себе идея – сказала старуха.

— Это почему же? – спросил я. – Не вижу минусов.

— Ну смотри. – сказала старуха. – Все твои знакомые в конце концов умрут. Умрут твои друзья и собутыльники. Родные и близкие. А с молодежью общаться у тебя не получается уже сейчас. Понимаешь? В конце концов ты останешься один. В итоге опять – винный магазин, притворство.

— Логично. – сказал я. – Пугающе логично.

 

***

Я вдруг подумал, что других желаний у меня и нет. Все остальные либо слишком мелки или, в итоге, приведут к моему неминуемому нравственному и физическому падению. То есть к винному магазину.

И тут меня осенило.

— Тогда я хотел бы —  сказал я – иметь нескончаемое количество желаний!

Сказал — и замер. Я подумал, что джин или джиннка сейчас рассердится и чего доброго сотрёт меня в порошок. Ну, или, заточит самого в бутылку. Я представил себя в пыльной пузатой бутылке и ощутил приступ клаустрофобии. Ладно бы бутылка была зеленой. Но сидеть в коричневой почти непрозрачной ёмкости — это мучение.

Старуха, впрочем, отнеслась к моему желанию на удивление спокойно. Даже, наоборот, кажется, обрадовалась.

— А этого добра – сколько захочешь! – сказала она. – Желай, не хочу!

— Правда? – спросил я.

— Конечно! – сказала старуха. – Только, вот что, сгоняй-ка мне за раскладушкой. И за малиновым вареньем. Поселюсь у тебя тут, похозяйничаю. А ты знай себе – желай! Хоть каждый день!

 

Я понял, что допустил какую-то стратегическую ошибку, но ноги уже несли меня по направлению к хозяйственному магазину.

 

ГК