Писатель был стар, грузен и знаменит.

Он водрузил организм на переднее сиденье и скомандовал:

— Пристегни меня!

Я обомлел: он!

Граждане, товарищи, соотечественники, это ОН!!!

Живая легенда. По его книгам сняты десятки фильмов. Каждый новый роман – событие. Тиражи для сегодняшнего времени немыслимые. Вот свезло так свезло!

— Готово!

— Поехали. Так. Ты кто?

Это он мне. Вопрос, который всегда ставит меня в тупик. Я вроде как таксист, потому что зарабатываю извозом. Но быть таксистом не хочу, а хочу быть писателем. Но публикаций нет, а значит, какой же я писатель?

— Ды… как сказать… Хотел бы сказать, что писатель, но, пожалуй, пока не могу.

— Так. Почему? Что написал?

— Роман. Исторический детектив.

— Так. Печатают?

— Пока нет, но к осени должен выйти в Эксмо.

— В Эксмо? Ну! Чего ты мне тут. Эксмо говно не печатает, значит писатель. Всё, можешь всем говорить, что писатель.

— Спасибо…

— Так. Это что? – он ткнул пальцев в стаканчик из МакДональдса.

— Кофе. Был. Вы хотите пить?

— Я жрать хочу. О! «Перекресток». Останови.

Мы вошли в магазин и направились в кулинарию. Писатель потребовал, чтобы ему разогрели котлет по-киевски и положили корейскую морковь, а затем твердо направился в сторону кофе-машины, у которой притулилась пара столиков. Он устроился на маленьком стульчике и вонзил зубы в котлету, из которой немедленно брызнул сок и растаявшее масло.

— Так. Ты тоже ешь.

— Спаси….

— Ешь, говорю! У тебя есть домработница?

— У меня дома нет.

— Моя меня ненавидит.

— Неужели… Так прогоните.

— Они меня все ненавидят. Но эта хотя бы ухаживает за женой. Жена у меня помирает.

Я подпустил на физиономию пропорциональное количество скорби и деликатно посочувствовал:

— Очень печально.

— Еще бы. Праздники пропадают к свиньям. Хотел улететь в Париж, а теперь хрен знает, лететь или нет. Помрет еще… Знаешь анекдот, как лежит еврей на смертном одре, помирает. Чувствует: пахнет жареной рыбой. Он зовет внука, говорит, мол, пойди к бабушке, попроси, чтобы она мне рыбки дала. Внук возвращается через минуту и отвечает: бабушка сказала, что это на потом.

Я вежливо улыбнулся.

— Так. Значит, роман. Сколько тебе платит Эксмо?

— Не знаю пока.

— Никогда так не работай! – рявкнул он вдруг. – Пока не заплатят, не отдавай рукопись! Ты сколько его писал?

— Год.

— Вот! Никому так не позволяй! Ты наелся?

— Да.

— Поехали.

Погрузились, тронулись.

— Какая у тебя музыка?

— Разная. Есть наша, не наша…

— Синатра есть?

— Есть. Давай. Никогда не слышал, хоть послушаю.

Включаю My Way.

— Ни хрена петь не умеет. Шипит, как его душит кто. То ли дело этот… Как его… Вот у него голосище, а никто не помнит. Это потому что Синатра плохой, а пиар хороший. Плохого парня при хорошем пиаре помнят долго.

 

Дом писателя оказался сказочным теремом посреди соснового бора. Я припарковался, помог ему покинуть салон.

— Можно просьбу? – вымолвил я, холодея от собственной дерзости. — Дайте мне рекомендацию на книгу.

— Какую такую… А… Что я, мол, рекомендую твою книгу?

— Да.

— Не вопрос.

— Тогда мне надо вам отправить рукопись?

— Не надо.

— А как же вы… Не читая?

— Да.

— А если вам не понравится?

— Конечно, не понравится. Мне ничего не нравится, и твоя книжка тоже. Ты мне понравился, вот тебе я рекомендацию дам. Позвони мне на следующей неделе.

И ушел. Телефон не оставил и мой не попросил. Может в гости к нему наведаться… Как думаете?

 

Гнусный таксист